Киев — это Хац. Один из лучших игроков в истории белорусского футбола и мой ровесник, с которым мы, коренные минчане, выросли на одних и тех же фильмах про Афоню, Жеглова, Ивана Васильевича и Мимино. И потому нам общаться легко.

Мы можем долго пить кофе в бесконечно уютных киевских кафешках и просто смотреть футбол — на “Олимпийском” и в Конча-Заспе, обмениваясь все теми же крылатыми фразами из советских комедий, которыми можно охарактеризовать практически каждый игровой момент у ворот хозяев или гостей. Жаль только, что повод для этой планировавшейся поездки в столицу Украины скорректировала сама жизнь.
Вторая часть моего “Киевского дневника” должна была начаться аккурат через тринадцать лет после первой. В 2001-м Саша и Валик находились на самом пике спортивной формы. В 28 лет голова уже знает о футболе все, а тело по-прежнему слушается своего хозяина, как и в 20. А если учесть, что защищаешь цвета одного из сильнейших клубов Европы, во всяком случае восточной, то за будущее стоило волноваться лишь чуть. Ну чтобы уж совсем не дразнить судьбу.
Один из собеседников моего нового “Киевского дневника” — пожалуй, самый известный журналист Украины Дмитрий Гордон — сказал, что судьбы всех героев, как правило, трагичны. И больше всего жаль героев именно тогда, когда они уходят из жизни в самом расцвете сил. Как Руслан Салей или Валик Белькевич.
Конечно, мы вряд ли пересеклись бы втроем — Хац, я и Валик. Белькевич и раньше не составлял нам компанию в прогулках по Киеву, но, кто знает, может, теперь и принял бы предложение поговорить о своей послеспортивной жизни. Ведь сделал же он когда-то исключение, и я даже попал в квартиру Валика, чем вызвал искреннее изумление его тогдашней супруги Анны Седоковой. Нет, Белькевич был непредсказуем даже для своего лучшего друга Хацкевича…
Мы оба знаем, что большую часть этого интервью посвятим Валику. И потому, сдается, никуда не торопимся. Скоро футбол — еврокубки, но черт с ними, если не уложимся. Какое это уже имеет значение, если Саша потерял друга, а мы — кумира целого поколения белорусских, да и украинских тоже, болельщиков.
Сегодня 40 дней, как Белькевича больше нет.

— У Валика закончился двухлетний контракт с динамовской командой U-19, и ему предложили работу в академии клуба. Но, насколько известно, он не планировал посвящать себя детям. Знаю, Валентин встречался с Григорием Михайловичем Суркисом, и тот попросил его подождать до конца августа. Тогда бы и решилось, какую должность Валик сможет занять в клубе. То есть, по сути, два-три месяца у него были свободны.

— Какая-то депрессия у Белькевича была на этот счет?
— Не сказал бы… Просто с наличием свободного времени он больше стал ездить на рыбалку. Один — на два-три дня. Но, как правило, мы общались регулярно: во вторник играли в большой теннис, а на следующий день — в футбол. И тогда в понедельник я ему написал: мол, будешь на теннисе, мы же всегда в паре играли. Он не ответил и не пришел, в среду его тоже не было, а в пятницу все и случилось…
Все эти дни Валик не отвечал ни на звонки, ни на эсэмэски, хотя, как потом сказала Леся, чувствовал себя абсолютно нормально. Но я этому факту ничуть не удивлен. Иногда ему хотелось побыть одному. В выходные до него часто нельзя было дозвониться.

— Но это странно.
— Для Валика нет, он был своеобразный человек. Характер у него тоже особенный. Например, если человек неинтересен ему, то он общаться с ним больше не будет. Так было и с молодыми ребятами. Если игроку не хватало чисто футбольных качеств, то он ничего и не подсказывал. Мы с ним часто спорили по этому поводу, но Валик был уверен, что такие футболисты уже не обучаемы, и переубедить его было невозможно. То же касалось моих советов быть более коммуникабельным в компании. “Саня, ну ты что, меня не знаешь?..” Впрочем, это были единственные темы, на которые мы могли подискутировать. В остальном наши взгляды на футбол совпадали практически стопроцентно.

— Тебе сейчас его сильно не хватает?
— Это самая большая потеря в моей жизни, никогда еще не приходилось хоронить настолько близкого человека. Сейчас думаешь: может, не надо было нам и спорить и на чем-то настаивать… Мы же все время вместе были, еще с детства. Я, кажется, за два дня все слезы выплакал, потом снова не сдержался. Самый тяжелый момент был, когда закрыли гроб и делали круг почета по стадиону “Динамо”. И потом на кладбище, когда поцеловал Валика в последний раз.

— Были разговоры, что его похоронят в Минске…
— Мне позвонили в девять утра в пятницу, 1 августа, а он умер в четверг в полночь. Я сразу набрал маме Валика. Она уже все знала, и ее первые слова были, что приедет и заберет сына в Минск. Мы начали заниматься оформлением документов. Клуб, кстати, сильно помог. Потом приехала мама, и мы отправились к жене Валика Лесе. Они решали этот вопрос сами, наедине. Не знаю, какие Леся привела аргументы, но было решено, что похороны состоятся в Киеве. Клуб вышел на Кличко, тот дал согласие, чтобы Валентина хоронили на Байковом кладбище, возле Лобановского.

— Мне кажется, твой друг уже давно сроднился с этим городом.
— Летом, когда был в отпуске, а Валик сидел без работы, предлагал ему на два-три дня съездить в Минск. Но он сказал, что его туда совсем не тянет. Говорю, давай хоть посмотрим стадион в Борисове, с Капским пообщаемся. Валик ответил, что, когда БАТЭ попадет в групповой турнир еврокубков, слетаем обязательно. Как ни уговаривал — не соглашался. Дескать, у меня там пару друзей осталось всего, ну встречусь, а остальное время что делать? Ну и я не полетел: чего, думаю, один. Мы же всегда вместе держались.

— Он не жалел, что в свое время не уехал из Киева в солидный зарубежный клуб?
— Когда можно и нужно было уезжать, он стал капитаном “Динамо”. Тогда и команда была совершенно другая, регулярно выигрывала чемпионат Украины и выступала в Лиге чемпионов. Да, предложения были. “Ливерпуль”, “Саутгемптон”, “Эспаньол”, “Реал Сосьедад”… Интересным ему казался только первый вариант: ливерпульцы действительно всегда ставили только максимальные цели, а другие он и не рассматривал. Но и с англичанами не сложилось. Мне кажется, именно потому, что в Киеве Валика все устраивало и к каким-то переменам он не стремился.

— Он тебя часто чем-то удивлял?
— Больше всего тогда, когда познакомился с Аней Седоковой и месяца четыре никому, даже мне, об этом не рассказывал. Я узнал, что они встречаются, только когда он пригласил на свадьбу. После тренировок мы обычно куда-то ездили — в боулинг поиграть или в бильярд. А здесь смотришь: раз нет парня, другой… По телефону не отвечает. Спрашиваешь: “Слушай, тебя видели в городе с Седоковой…” — “Да это мы просто в компании с девчонками из “Виа Гры” оказались…” — “Что-то ты меня в эту компанию не тянешь…” — “Так ты ж женатый человек…” Улыбнулись, посмеялись, а потом тебе р-раз — и вручают приглашение на церемонию бракосочетания. Вроде бы всю жизнь человека знаешь, а выходит, не до конца.

— Этот союз многим казался странным: молчаливый, весь в себе Валентин и чрезвычайно активная и коммуникабельная Анна.
— Полагаю, они планировали жить долго, тем более вскоре появилась дочка. Что потом случилось, не знаю. Кто-то говорит, что Аня тянула его в Москву, а Валик не хотел переезжать.

— Но ты-то точно знал все.
— К Лесе с Валиком я заходил часто — и до Ани, и после, а вот в квартире, где они жили с Седоковой, был всего один или два раза. Но это не потому, что она не хотела. Мне кажется, там было влияние других людей. Вообще, у нас до этого была традиция — отмечать Новый год вместе с компанией ребят, с которыми играли в “Динамо”, их женами и подругами. Но после женитьбы Валик как-то перестал ее поддерживать, предпочитая тесный семейный круг. Аня, кстати, была на похоронах…

— Много ребят из Минска приехало?
— Из футбольных людей Саша Лухвич, Серега Штанюк, Саня Кульчий с женой, Виталик Варивончик… Чеслав Боярчик тоже приехал, у них с Валиком были хорошие отношения. Ну и еще другие ребята. Белорусский десант был довольно внушительным. Один парень вообще из Канады прилетел. Он сначала думал, что все будет проходить в Минске, а оказавшись там, взял машину и приехал в Киев. Люди хотели отдать дань уважения. Жаль, что многие просто не успели этого сделать именно в тот день, когда Валика хоронили.

— У него была тромбоэмболия?
— Да. Такое же случилось в прошлом году с Олегом Владимировичем Блохиным. Но ему повезло, что на тренировке. Наши доктора разжижили ему кровь и отвезли в больницу. Там сделали томографию и обнаружили, что тромб дошел уже до шеи — по сути, человек родился в рубашке. Если бы это произошло, скажем, в самолете… После этого у всех тренеров, особенно у тех, кому за 40, начали проверять состояние сосудистой системы тщательнее. Хотя у нас и так медосмотры были два раза в год. Последний раз Валик проходил его зимой. Врачи, помню, сказали, что по некоторым показателям он выглядит еще лучше, чем тогда, когда играл в футбол. И сердце в отличном состоянии, и печень, и поджелудочная… Никаких нареканий не было. Летом Валик на медосмотры никогда не ездил, ему хватало одного раза в год. “Саня, ну зачем мне это надо, у меня же все нормально”. И этот раз тоже не стал исключением.

— Спустя неделю после Валика такое же произошло с Андреем Балем, который умер прямо во время футбольного матча.
— Намекаешь на нагрузки Лобановского?

— Нет, но какая-то закономерность, согласись, все же присутствует.
— Да черт его знает… Мне кажется, все индивидуально. Понимаешь, Валик никогда во время игры не повышал голоса, все держал в себе, хотя иной раз надо и прикрикнуть, в раздевалке послать кого-нибудь куда подальше. Это же спорт — по сути, очень эмоциональное занятие. А он всегда был спокоен и объяснял ребятам все предельно доступно и рационально. Здесь тоже срабатывала его логика: “Ну зачем мне кричать на футболиста, если он даже потенциально не может играть так, как мне хочется?” Но я знаю, что внутри Валик все переживал, и когда юниорская команда U-19 выиграла чемпионат Украины, то наконец дал волю эмоциям.
Случай с Балем в этом ряду стоит особняком. Человек играл в футбол. 11 часов дня, жара 32 градуса, синтетика… Он упал и уже не встал. А с другой стороны, Андрей Михайлович всегда был здоровым мужиком, который тоже никогда ни на что не жаловался. Судьба, выходит…

— Какие у тебя сейчас ассоциации с Белькевичем, что вспоминается чаще всего?
— Знаешь, отнюдь не победы над европейскими грандами, хотя по идее это были самые яркие штрихи спортивной биографии. Почему-то перед глазами встают картинки из детства. Как мы пацанами бегали на асфальте трамвайно-троллейбусного управления, как поехали на первый турнир в Ригу — и тогда на него уже приходили смотреть специалисты. Как потом попали в минское “Динамо” и отправились в турне в Южную Америку… Та поездка вообще отдельная история. Это был целый месяц карнавала, в котором, кроме футбола, присутствовали еще ром “Президент” и кола — мы их смешивали и пили после игр. Следует заметить, что график последних вполне способствовал такому образу жизни: играли-то раз в неделю, а все остальное время неустанно путешествовали по континенту. А там, поверь, было на что посмотреть… Первый раз мы поехали по Латинской Америке в 1994-м вместе со сборной — тогда еще там играли Сергей Алейников, Андрей Зыгмантович, Гена Лесун, Женя Кашенцев… И Гена Тумилович с песней “3 сентября”. Помню, он купил тогда магнитофон за пять долларов. А кассета была только одна — с Шуфутинским. И целый месяц мы слушали эту песню, слова которой, кажется, каждый игрок того состава до сих пор знает наизусть.
Я календарь переверну,
И снова 3 сентября,
На фото я твое взгляну,
И снова 3 сентября.
Каждый день у нас было 3 сентября. А вот Женя Кашенцев любил другую песню:
Я заметил окурочек
с красной помадой 
И рванулся из строя к нему.
“Стой, стреляю!” —
воскликнул конвойный, 
Злобный пес разодрал мой бушлат.
Ну, еще карты и сервеса — это пиво по-испански. Заодно и язык учили.

— Представляю, что вам говорили ветераны, наблюдая за тем, чем занимается новое поколение белорусской сборной…
— Алейников выражался так: “Ребята, зря вы так растрачиваете свой талант…” Так он же уже опытный, а мы молодые пацаны — ну какое понятие о жизни? А соблазн, вот он, рядом. 125 долларов платили за игру. А матчей — семь. Почти тысяча долларов — сумасшедшие деньги по тем временам.

— Кто из вашей плеяды реализовался в футболе более всего?
— Наверное, Сергей Гуренко. Он и чемпионом России стал, в Лиге чемпионов поиграл, выступал в итальянских и испанских клубах, тренировался у Фабио Капелло. Это было весьма полезно для тренерского опыта, Сергей ведь никогда не скрывал, что это ремесло ему интересно. Ну и мы с Валиком тоже кое-чего добились: выход в полуфинал Лиги чемпионов ведь дорогого стоит.

— А не реализовался до конца, конечно же, Гена.
— Можно согласиться.

— Кого считаешь более талантливым голкипером: Тумиловича или многолетнего стража ворот киевского “Динамо” Александра Шовковского?
— У Саши тоже были падения, и довольно ощутимые. Возьмем хотя бы матч, когда он пропустил от словенца Ачимовича и Украина не попала на чемпионат Европы 2000 года. Всех собак тогда на него спустили. Если же брать такие компоненты, как прыгучесть, реакция, то Генин талант, без сомнения, был поярче. Но опять же надо помнить, что Саша — человек штучный и на большинство голкиперов, людей бесшабашных и куражистых, не похож. Он очень вдумчивый, любит анализировать практически все, что происходит вокруг. Может, из-за этого и кажется слишком занудливым, но, видимо, до сих пор и играет на высоком уровне. Хотя ему уже трид- цать девять.

— Когда видел Гену последний раз?
— Зимой. О чем говорили? Как всегда, об играх, ставках… Гена ничуть не изменился. Такой же огонь в глазах. “Так, ну что, кофе попили, теперь быстренько мотанемся в другое место…” И вроде человеку уже за сорок, а все равно в постоянном движении.

— У вас, конечно, отличная сборная была, сформированная именно на базе ребят, родившихся в 1971-73 годах. Обидно, что так ничего не выиграли и никуда не пробились?
— Байдачный считает, что самая сильная сборная в истории Беларуси была при нем. Думаю, и Малофеев разделяет его взгляды — по сути, ведь это была почти одна и та же команда. Мы же не будем касаться того, что про- изошло между нами и Эдуардом Васильевичем?

— Разумеется, будем.
— Столько всего уже написали, что и не разберешься, где правда.

— А в чем правда?
— В том, что все было по-честному, мы с Валиком игру не сдавали. Даже после того матча с Украиной оставался шанс: обыграй мы сборную Уэльса, гарантированно попадали бы в плей- офф. Хотя Эдуард Васильевич и сказал нам, что украинцы с поляками уже договорились. Но они сыграли вничью — 1:1, а мы потерпели поражение. Впрочем, этот матч сборная проводила уже без нас с Валиком.
Малофеев заменил меня тогда после первого тайма, а Валентина на 60-й минуте. И сказал, что с нами в Уэльс он не поедет. Что было делать руководству федерации после такого ультиматума? Понятно, оно стало на сторону тренера. Хотя на следующий день мы приехали на базу и попытались поговорить с Эдуардом Васильевичем. Все-таки не хотелось упускать шанса попасть на чемпионат Европы. Мы ведь еще перед игрой с Украиной сказали Малофееву: “Если вы нам не доверяете, то лучше не ставьте. А если ставите, то вопросов потом не задавайте”. В общей накаленной атмосфере сыграло свою роль еще и то, что Малофеев и Лобановский, по сути, были носителями противоположных игровых доктрин, и этот матч был в какой-то степени принципиальным продолжением их вечного спора. Однако в детали их взаимоотношений вдаваться не хочется. Так вот, когда мы приехали в Стайки и сказали, что еще можем пробиться на чемпионат Европы (нам слабо верилось, что поляки не станут сопротивляться украинцам), Малофеев еще раз повторил слова, произнесенные накануне. Мол, я с предателями в Уэльс не поеду. Хотя потом мы виделись в Минске и нормально общались. Думаю, эмоции улеглись, и он смог нормально все проанализировать.

— Неужели украинская сторона вам действительно ничего не предлагала? Такой вариант развития событий не считался совсем уж фантастическим, учитывая стаж вашего выступления за киевское “Динамо”…
— Мы в Киеве с ними “по нулям” сыграли, и наш подбор игроков тогда был ничуть не хуже, если кто-то забыл. Люди играли в “Спартаке”, московском “Динамо”, “Локомотиве”, я с Валиком опять же. И как спортсмены мы понимали, что имеем отличный шанс попасть на топ-турнир. Почему нужно было как-то на этом играть типа “коль иметь, так королеву, воровать, так миллион”? Хотя не знаю: если бы каждому по миллиону посулили, может, и задумались бы. Но нам его никто не предложил.

— А что, вариант…
— На тот момент мы достаточно зарабатывали и в деньгах точно не нуждались. Но что такое деньги по сравнению с возможностью попасть на чемпионат Европы и сыграть против лучших футболистов Старого Света? Я не знаю, каким надо быть спортсменом, чтобы пойти на такое. Да и смысл? Все равно тайное рано или поздно становится явным. Деньги потратятся быстро, а человек будет жить с чувством того, что обманул не только болельщиков, но и самого себя. Так что в этом плане мы чисты.

— Сборная времен Байдачного чем вспоминается?
— Тоже была неплохая команда, но у Анатолия Николаевича я провел лишь несколько матчей.

— У кого тебе больше нравилось играть?
— У Малофеева. Импонировал его футбол, он все же более атакующий, чем у всех предшественников и последователей. Когда Байдачный говорит: мол, предпочтительнее уступить 3:4, чем выиграть 1:0, думаю, сильно лукавит. Лучше все же выиграть, пусть даже с минимальным перевесом и проведя всего одну результативную атаку в конце второго тайма.

— Почему-то думал, что выберешь Байдачного. Ведь, говорят, вы с Малофеевым даже поединки будущих соперников не смотрели, когда готовились с ними сыграть…
— Полагаешь, в Киеве много матчей видели? Это уже при Байдачном, когда он пригласил Касенка, просмотры стали регулярными. Не знаю, полезно или нет, когда теоретических занятий становится больше, — каждый тренер решает для себя сам. Но футбол Малофеева мне был больше по душе. Да и вообще он заводной. Зайдет в автобус, возьмет бутылку пива и как закричит: “Ты тряпка, а я волееевооой!” И тут же ее приговорит из горла. Несмотря на то, что пиво теплое. Но ведь волевой…

— Это сильно. Белорусский характер, как считаешь?
— В принципе общеизвестная характеристика нашей ментальности — “усеагульная млявасць i абыякавасць да жыцця” — кардинальных изменений не претерпела. Когда приезжаю в Минск, понимаю, что мы отличаемся от тех же украинцев разительным образом. Откуда у людей столько зависти к своему ближнему? Почему они обращают внимание на вещи, которые в жизни второстепенны и неважны… Ну, вот свежий пример. Читаю интервью ребят из БАТЭ после их выхода в Лигу чемпионов. Там красной нитью проходит мысль: дескать, мы заткнули рты недоброжелателям, которые выливали на нас ведра грязи на спортивных форумах и в социальных сетях. Это невероятно, они прислушиваются к мнению людей, которых никогда не видели в жизни и вряд ли увидят.

— Может, ребят это стимулирует.
— Знаешь, я в социальных сетях не зарегистрирован. Мне это не надо. Но не очень понятна такая трепетная связь ребят с аккаунтами после матчей. Победы, естественно, всегда сопровождаются хвалебными одами, но зачем лезть в интернет и читать об игре команды после поражений? Безусловно, там ничего хорошего написано не будет. Какой смысл портить себе настроение, заведомо получая порцию негативных эмоций? А потом заводиться и думать о том, как лучше заткнуть рты оппонентам… Георгий Кондратьев, похоже, тоже восприимчив к мнению журналистов и тех же “писателей” с форумов. Мне кажется, ему не стоит тратить нервы, обижаясь на тех, кто очень приблизительно знаком со спецификой тренерской работы. Если знаешь, что все делаешь верно, ничье мнение не должно тебя интересовать. Во всяком случае я придерживаюсь именно такого кредо в своей работе.

— Как, кстати, тебе живется в Киеве?
— Оглянись по сторонам. Вроде бы все идет, как всегда, и следов войны нигде не видно. Работают кафе и рестораны. Гуляют люди. Они смеются, ругаются, целуются — как еще в сотне столиц по всему земному шару. Но, конечно, все ощущают, что война рядом. Народ объединяется в желании дать отпор тем, кому выгодно это кровопролитие. Еще раз говорю: люди здесь немного другие, более свободные, чем мы.

— Твой многолетний партнер по “Динамо” Александр Шовковский признавался, что ходил на Майдан. Каково твое отношение к тем событиям на площади?
— Я здесь живу и, бесспорно, разделяю позицию украинского народа. Все устали от Януковича. Бизнес у людей отжимали со страшной силой, внаглую и ничего не объясняя. Человек просто потерял все нравственные ориентиры.

— Многих сейчас призывают в армию. Люди идут туда с желанием?
— В прошлые выходные я был на свадьбе. Даша Кочергина (дочь прославленной советской гандболистки Татьяны Кочергиной. — “ПБ”.) выходила замуж. А на следующий день ее муж поехал в зону действий АТО — вместе с друзьями. Причем необходимую экипировку они приобрели на свои средства. Люди уверены, что родину надо защищать. Кажется, это трудно понять: человек только женился, его никто не призывает, а он все равно идет на войну. И жена, надо отдать ей должное, его отпускает. Я часто проезжаю мимо военкоматов и всегда вижу много людей. Некоторым по 50, а то и по 60 лет. Они все служили в Советской армии и имеют необходимые навыки. Так и объясняют военкомам: мол, лучше пошлите нас, чем молодых ребят, которые и автомата-то в глаза не видели.

— Как ты относишься к происходящему на востоке страны?
— Очень негативно. У меня друзья по всей Украине, и то, что рассказывают люди из восточных областей, резко контрастирует с тем, что показывают по российскому телевидению. И они, и их родители почему-то не рвутся в Россию и не собираются отделяться от Украины. Им доверяю больше всего. Потому что по российским и украинским каналам идет практически одна и та же картинка, но со взаимоисключающими комментариями. Знаю только, что в этой войне победителей не будет, она может длиться бесконечно. Украина свою землю не отдаст. Но и те, кто развязал эту войну, просто так не уйдут.

— А зачем это России надо, как думаешь?
— Не знаю, может, ей нужна Одесса и побережье, может, алчевский завод еще, кто знает. Донбасс, там же уголь… Хотя, с другой стороны, у России природных ресурсов больше, чем у кого бы то ни было в мире. Зачем еще эти территории? Ты вот приехал в командировку, поспрашивай у людей, никто толком не знает ответа на этот вопрос.

Пожалуй, я воспользуюсь его советом. Завтра мы поедем в Конча-Заспу, на базу киевского “Динамо”…